Тридцать третий сюжет.

     Не раз я пытался описать образ деда, так как я его понимаю и
так, как я его воспринимаю. Однако, каждый раз, стоит только
подойти вплотную к моменту, когда на бумагу должен лечь точный и
безошибочный эпитет, эпитет, которого мне и нужно, с которого все
начнется и потечет по маслу, как все начинает сыпаться из рук. Я
засыпаю, начинаю черкать, перечеркивать или подчеркивать
написанное, выхожу пить кофе, звоню по телефону, начинаю думать над
совершенно посторонними вещами.... и ничего не выходит. На самом
деле, состояние такое, ни в сказке сказать, ни пером.... не
вытанцовывается.... Заколдованное место!
     Доказательств заколдованности его образа у меня предостаточно,
но о них потом, позже, а сейчас я хочу поделиться одной мыслью,
которая несмотря на свой кажущийся идиотизм, является, вероятно,
единственным решением образовавшейся загадки. Есть
один-единственный метод, которым можно приблизиться к измерению
величин, измерению не поддающихся, это метод итераций, метод
бесконечных приближений к измеряемой величине, дающий каждый в
отдельности абсолютно неудачный, но в сумме правдоподобный
результат. Обзор списка неправильных результатов обещает
просветление, согласно методу.      
     Приняв это решение, я начал искать упоминания о деде,
разбросанные там и тут по моим запискам, обрывающимся на месте, где
мощно занесенная рука застывала над лакуной искомого слова. Надо
сказать, кое-что найдя, я было оживился. Но тут же и приуныл.
Отсутствие сюжета, пары-тройки садистских убийств, чудовищного
изнасилования лайки в личном вертолете банкира, сцены ловкого
воровства генеалогического дерева Икс, доказывающего его
производство непосредственно от Игрек, прочей конфекции, сладкой
сердцу любящего денюжку издателя - ничего не было. Даже жалкие
ужасы полтергейста - и те не по силам моей сизокрылой музе.     
     Сюжет! Сюжет служит только для того, чтобы заставить читателя
читать, больше ничего. Заставил читать, можешь рассуждать на любые
угодные душеньке твоей темы: настоящий писатель пишет
одну-единственную книгу своих бесконечных рассуждений о том, о сем,
заставляя любопытного читателя следовать за глупыми вкраплениями
сюжета. Сюжет! Какие несусветные глупости придуманы, чтобы
составить одну из его 33 разновидностей.
     Вы знали, что сюжетов всего-навсего 33? Я не знал, пока не
услышал это от своего деда, человека, к которому мне также трудно
подобрать правдоподобные эпитеты, как придворному лизоблюду - новую
лесть для тирана. Кстати, даже будь оный тиран и впрямь гениален,
кто же поверит столь горячим хвалам? Умный тиран должен бы нанимать
себе ругателей, поносителей погрубее, от коих выгод было бы сразу
две: первая та, что народ пожалеет, другая, что не поверят. 
     Первый сюжет: он, она и он. Второй: он, она и она. Варианты:
"она, она и она", "он, он и он" - за самостоятельные не идут,
сексуально пассивная сторона в литературном смысле приравнивается к
противоположному полу. Вариант "он, она и оно", разработанный
Стивеном Кингом, должен быть отнесен к варианту "оно" вместе со
сказаниями племени дипорасов, кочующим по помойкам Бронкса.
     Все детективные сюжеты относятся или к первому двум, или к
третьему: он(убивец), она(жертва) и они(деньги).
     Итак, базовых сюжетов три: он, она плюс он, она, оно или они. 
По возможным исходам, т.е. умирает он, она, вдвоем, втроем, вместе,
раздельно, каждому исходному соответствует семь. Кстати, вариант
"погибают они", т.е. деньги, относится к наиболее жестким в
детективной литературе. Наибольшей популярностью в этом жанре 
пользовались бредовые триллеры в стиле технонэп В.Ульянова и
грандиозно-месмерические детективы М.Ц.Дуна.
     Эти двадцать семь сюжетов дополняются до тридцати трех еще
двумя группами из двенадцати и одного сюжетов. Что касается одного
сюжета, то о нем пойдет речь напоследок. Двенадцать же сюжетов
получаются просто: стоит только три умножить на четыре, как
получится двенадцать.... Нет, нет, на самом деле,  в каждом из
указанных вариантов счастье может наступить четырьмя способами.
Например, для первого варианта, мы имеем четыре возможных финала:
"первый он и она", "второй он и она", "первый он и второй он", "все
трое - вместе". В современной американской литературе американских
авторов (к эмигрантам это не относится) единственным используемым
является четвертый исход для третьего варианта: "все трое вместе -
он, она и деньги". 
     По-настоящему же великим можно считать только тридцать третий
сюжет. Между прочим, он-то по-настоящему великолепен.
     Кстати, наряду с сюжетом, еще одно обстоятельство просто
невыносимо хорошему человеку: название. Господи, сколько чудесных
названий случалось придумать вашему покорному слуге, какие чудные
вещи можно было бы приделать к этим заголовкам, какие искры
остроумия следовало бы венчать подобными украшениями:

     Дедушка,
     или 
     Unе vis sаns fin, 
     оr
     Il fаut qu'il fаillе. - 

вот самое короткое заглавие, которое мне удалось придумать для
книги о деде. 
     Самое поразительное, что единственный раз, когда я добился
разрешения его сфотографировать, имея под рукой великолепный
фотоаппарат, редкого качества пленку и очень удобный момент,
фотография не вышла.
     Я точно знаю, что такие вещи - это заговор природы,
заговоренность, так и должно было случиться. Я опишу это дальше, но
прямо сейчас я могу привести примеры, просто чтобы доказать это. 
     Есть вещи, которые объяснить невозможно. Когда он скончался, я
выкупал его из больницы. Когда его прах отдали нам, на погребальной
урне было написано: Есхель Иосифовна Зельцер. 
     Невероятно.
     Кстати, к слову. Он никогда не хотел, чтобы его хоронили, прах
надо бросить куда-нибудь, в братскую могилу, говорил он, и все.
Презрение к мертвому телу, к его ненужности, бесполезности,
зависимости, обременительности для других, делали смерть в глазах
деда чем-то неприличным, недостойным, постыдным. Даже сам....
     Сменим тему.
     Дед очень любил Вольтера. Что такое любить Вольтера? Умный
человек, который любит Вольтера, смеется про себя. Глупый смеется
вслух, да еще делится впечатлениями с окружающими. Я, например, в
отличие от деда, отношусь ко второй категории. Для них придуман
термин вольтерьянство. Что такое вольтерьянство? Это когда зло и
забавно говорят о вещах, о которых надо или отвираться или молчать,
дабы не нажить бездарно головной боли, во-первых, и чтобы не
тратить бессмысленно времени на скучную ругань с глупцом. Могу
привести определение вольтерьянства: очень зло, очень неглупо,
очень некстати, очень забавно и абсолютно бесполезно.... Пример?
     Недавно один мой израильский полуединоплеменник с лицом,
похожим на свежеиспеченный пряник, требовал поотрывать задницы всем
палестинцам на том основании, что еврейский народ страдал 4 тысячи
лет кряду и теперь имеет полное право отрывать задницы тем, кому
сочтет нужным. Мне, честно говоря, очень понравилось это
умозаключение: мы страдали 4 тысячи лет, а вы сколько? Только
полторы?! Ну это вам даром не пройдет! А ну, ребята, отрывай им
задницы! Кстати, я наполовину еврей. Следует ли из этого, что я
страдал 2000 лет из четырех?  Это ровно половина.... В то время как
по славянской линии я, очевидно, несколько тысяч лет наслаждался
счастливой и беззаботной жизнью, такая вот славянская дольче
вита....
     Убедились? Вот так, зло, неглупо, некстати, забавно и бесполезно.
Помните: 

	Нет ни в чем Вам благодати,
	С счастием у Вас разлад,	
	И прекрасны Вы некстати,
	И умны Вы невпопад. 

Чистый портрет вольтерьянца.
     Еще одно доказательство полной исторической неуловимости деда:
вчера моя печатающая машинка, которая снабжена небольшим
запоминающим устройством, которое позволяет редактировать текст,
сделала что-то невообразимое. Представьте себе, что вместо того,
чтобы аккуратно сохранить свеженаписанный текст в памяти, она
начала выбрасывать на экран - чуть было не сказал выкрикивать - все
известные ей команды. Текст, в котором я попытался описать
отношения деда с Вольтером, пропал в виртуальных вселенных....
     К сожалению, совершенно невозможно восстановить утраченный
текст, даже если помнить его содержание буквально. Литература - не
содержание, а словесный дым, морока, заговаривание больного зуба. А
жаль, между прочим, в потерянном тексте, блуждающем теперь в
бесконечных компьютерных коридорах, было несколько цитат из
Вольтера, обаянию которых я подвластен, очевидно, под влиянием
деда. Ну, например: Для большинства людей исправляться означает
менять одни недостатки на другие. О-о! Или: невозможно хотеть того,
что ты не знаешь. О-о! Между прочим, того, что не знаешь, хочется
иногда особенно нестерпимо. Принеси то, не знаю что! Бегом, бегом,
сиволапый, исполнять, исполнять, пока не запороли к чертям
собачьим! Или: Мы ищем счастья, сами не зная где, словно пьяницы,
которые ищут дом, смутно сознавая, что где-то он у них есть. О-о!
Что отвратило меня от профессии адвоката, так это обилие
бесполезных вещей, которыми хотели загрузить мой мозг. О-о! О-о!
О-о!
     Кстати, вы знаете разницу между Вольтером и вольтерьянством?
Она, меж тем, совсем проста: быть вольтером означает понимать все
глупое безобразие мира, но не тратить сил ни на то, чтоб
переубедить глупца, ни на то, чтобы строить вместе с ним счастливое
будущее в расчете на коллективный разум масс. Вольтерьянец же есть
человек, не могущий сдержаться, все ловкое, злое, забавное,
издевательское он выпаливает с быстрым задором, если не докучая
умному, то уж точно раздражая глупца. В этом смысле Вольтер - 
вольтерьянец и только. Настоящим же Вольтером был мой дед.
     Кстати, на самом деле, придурошность единоплеменников
раздражает неописуемо. Что мне глупость, скажем, американская? Дым
в глаза, пустяк, посмотрел и забыл. Глупость же единородная горчит
и старит.... (Знаете, почему я никогда не был в Израиле? Слишком
трепетно отношусь к родине предков. Не хочу разочаровываться.)
     Сменим тему.
     Дед был похож на четыре портрета: А.П.Чехова работы Ге,
генерала Бута, основателя Армии Спасения, рисунок Ван Гога под
названием Отчаяние и поразительный по сходству портрет схоласта из
Прадо, автора которого я никак не вспомню. Говорить о том, что эти
четыре портрета не похожи друг на друга, не приходтся - это и так
можно догадаться. Дед остается загадкой. 

    



SERGE GAINSBOURG ET SERGE GAINSBARRE

A mon grand-pere, Ezechiel Seltzer

SERGE GAINSBOURG: Vieux Chameau
Старая сволота - так называется одна из песенок Сергея Гинзбурга, простите,
Сержа Гинзбура, называвшего себя также, впрочем, Гансбаром.... И какая
разница, как ее произносить, такую фамилию, если даже Гейнсборо - ваш
однофамилец? Кстати, меня почему-то больше поражает еврейский гений в
искусстве, а не в науке. В науке он как-то труднее отличим, наука - страшный
уравнитель, все индивидуальное, как и недоказуемое, науке противно. Я
задумался над этим, думая как бы подойти ближе к тому, что составляло
характер деда? Можно ли подобраться поближе, изучая то, что я бы назвал
следом, тем, как характер выражает себя в вещном, в науке, в
искусстве. Если взглянуть хоть бегло на следы, оставленные его
единоплеменными соседями по эпохе - от Исаака Зингера до Сержа Гинзбура, то
получится немыслимый веер гениальности, поначалу ошарашивающий сиянием и
числом. Почему, кстати, 20 век - такой поразительный взлет еврейского гения?
Я не говорю о политике, я говорю о разуме, о культуре, о науке.... Весь век
пронизан, пропитан волнами еврейского дара: Менухин, Горовиц, Шагал.... нет,
не люблю я перечислять в строчку, надо знать, вернее, чувствовать точно,
зачем произносится каждое имя. Зачем? Для того, чтобы понять. Что понять? Не
знаю, но чувствую: что-то можно понять. Но надо произносить медленно и
прислушиваться, прислушиваться.

Кстати, если бы Яхонтова попросить прочесть приличное меню,
это, вероятно, было бы красиво. Но слюна выделялась бы только на знакомые
блюда, не правда ли? Но это так, к слову пришлось.

Ох как я буду рад когда ты будешь мертв
Старая ты сволота....

Переводить то, что написано евреем, выходцем из России, чьи
родители еще говорили дома по-русски, т.е. понимающим русский язык, почти
невыносимо трудно. Ты прекрасно знаешь, что он имеет ввиду и что - нет. Его
слова имеют то значение, которое он им присваивает, а не то, которое им
диктует примитивная грамматика людей монокровных, однородинных, оседлых ....
В его душе слова полны вторых, третьих, четвертых значений, и каждое из них
имеет свои оттенки, и каждый из них - свою историю.

Вот уж я буду рад когда ты будешь мертв
Старая сволота....

В сущности, вся культура современности, даже упрощенная
культура таиственного культторга, поп-культура кинотеатра, все это
вавилонское столпотворение, смерч денежных знаков, и то испытала воздействие
еврейского гения. Каждан и обидчик Мии Фарроу, тихий саксофонист, порождение
Сентрал Парка - превращают страшное словосочетание "американское кино" в
что-то сносное и разумное....

Собственно, приличное кино в США и началось-то с Чаплина.

Ничего с тобой не случится
подождешь пока
Я приду, наломаю тебе бока

Кстати, теперь я понимаю, почему эмиграция была в таком
восторге от Солженицына. Они полагали, что все, что идет из России -
подлинно и интересно, но не потому, что это было так, а потому, что
соседняя, "эмигрантская" литература была прозрачна и понятна. И впрямь,
глядя с этой стороны границы, начинаешь замечать, что бесконечная тоска "мне
нечего больше сказать", "мне нечего больше любить" и признаний в нелюбви к
Парижу страшно надоедлива. Безумна Тур Монпарнас, заявлял поэт. Ни хрена
подобного, думал старинный парижский обыватель-эмигрант. Конечно, не бог
весть что, но чтобы страшна или там безумна, это ты, милый, зарапортовался.
Меж тем строчка эта - из прекрасного поэта!

Я устрою тебе погребальный салют
Старый верблюд

Туда же загонялася и проза: бедный Набоков в малую долю не был так
популярен здесь, как славен и славим в Отечестве дальнем! Меж тем, как раз
Набоков был там, в бедном отечестве, таинственнен и свеж: Фиальта, горы,
шелест шин по быстрой автостраде, нестрашные прекращения бытия и дух
переводящее море. Взглянувши сквозь решетку оловянной вилки на проходящего
мимо милиционера, читатель дальний становился весьма благосклонен к
описаниям чисто умытого и мирного полдня.
Между прочим, рассуждения о достоинствах Набокова или о
преимуществах Варлама Шаламова по отношению к Солженицыну - китайская
грамота для этого многопоколенного эмигранта, ибо ему таинственнен и
устрашающе притягателен далекий мир родной хромоногой Империи.

Я тебя принимал как друг, как друг
Старая сволота
Ты получал обед завалившись вдруг
Старая сволота
А ты? А ты жег бычками мои ковры
засыпал на полу надравшись в дым
ты выпил все что годами пьют
Старый верблюд

Образ верблюда в современной поэзии стиля "реггей", между
прочим, изучен недостаточно. Зато образ крокодила нам близок и любезен. Что
такое старый верблюд? Это просто плохой верблюд, вот и все. А старый
крокодил? О, нет! Старый крокодил велик размером, мудр и циничен, глотает
целиком, иногда возвращает проглоченных городовых и даже Бармалеев. Старый
еврей, например, никогда не бывает старым верблюдом. (Впрочем, верблюд тоже
никогда не бывает старым евреем). Иногда, впрочем, как автор оригинала этой
песенки, например, бывает старым крокодилом.

Я тебя познакомил с моей женой
Старая сволота
Я тебя познакомил с моей женой
Старая сволота
Ты шептал ей на ушко слащавый хлам
Ты с ней целовался по всем углам
Когда я выходил хоть на пять минут
Старый верблюд
А потом она еще и ушла с тобой
Старая сволота
Потом ты еще и ушел вместе с ней
Старая сволота
И ты прихватил и фарфор и фаянс
и старинные покрывала в ручных кружевах
И все серебро начиная с блюд
Старый верблюд

SERGE GAINSBARRE: Rосk аrоund thе bunkеr

Начиная с 19 века муза - больное, издерганное и, увы, злобное
существо. Плоды ее вдохновения - чудовищные, неумные и несмешные
произведения, забивающие толстые журналы и их редакторов, больных,
издерганных и, увы, злобных людей, тоже, по существу, неумных и несмешных.
То ли было раньше. Муза, популярнейшее существо, любимица
приятного общества и приятного же одиночества, девица с густыми кудрями до
пояса, узкой лодыжкой и округлым бедром, говорящая немного, но охотно и
весело, с легким картавым выговором...

Падают бомбы
раздается взрыв
сверхвзрыв
возвеличивается
свинец
Пусть падает
целый мир
нечистый
погибнет
Rосk аrоund thе bunkеr
Rосk аrоund rосk аrоund

Между прочим, какой еврей в двадцатом веке может не написать что-нибудь
подобное, если он вообще умеет писать? Иногда я чувствую, что я не простил
немцам. Это удивительно, но это правда.

Это ге-
Катомба
Это падает
Тромб
Это дымится
Огонь
могил
храм
пример
грандиозности
Rосk аrоund thе bunkеr
Rосk аrоund rосk аrоund
Оболганный
напалм
пламена
пломбируют
проем
Gоddаm
общий ожог
общая дрожь
в гробах
в камнях

Отношение деда к смерти я могу описать точнее многих других
его черт, т.к. я его понимаю: вероятно, генетически. Он считал, что
смерть - это что-то, что направлено лично против него. Когда умерла его
старшая дочь - это произошло, увы, при его жизни - он сказал однажды: если
бы бог существовал, он бы этого не сделал. Я так отчетливо услышал: он бы
мне этого не сделал! Это "мне" не было произнесено, но оно присутствовало в
тоне, в смысле, в самой логике этой фразы. Если бы бог существовал.... Это
не фраза атеиста, отнюдь. Это нанесение обиды богу: ты мне это сделал, я
тебе сделаю в ответ свое, не думай, что я промолчу. Надо быть евреем, чтобы
бороться с богом, чтобы ссориться с богом, чтобы отвернуться от бога.

Rосk аrоund thе bunkеr
Rосk аrоund rосk аrоund

Это поразительное восприятие бога есть только у евреев. Что
такое Израиль: сильный против бога, не так ли? Почему Иаков взял это имя?
Только в подтверждения своих отношений с богом, не иначе. Интересно, что
потомки среднего брата, Хама, унаследовали только чувство собственности по
отношению к Богу. Негру ничего не стоит сказать: Сегодня утром мой Бог
позвал меня.... У них особое, очень точное восприятие Ветхого Завета, они
слышат и чувствуют право частной собственности на бога. Но у них нет второй
половинки яблока: им не известно это право на выяснения отношений с богом, а
ведь, действительно, отношения частные, глубоко личные без выяснения
отношений не существуют. Но уж зато яфетиды, белая раса, потомки младшего
сына Ноя не знают ни того, ни другого: наш бог высоко, далеко, обращается
только к группам населения, в выяснения
отношений не вступает: может быть, каждый имеет такого бога, какого
заслуживает?

Брат деда, Исаак, приезжал из Риги, отмечая в моем совсем еще детском
сознании свои появления рижскими шпротами, игрой на фортепьяно и особенно
тем, что он был гость, т.е. будни приобретали легкий налет праздничности и
удовольствия. Он работал в Рижском пароходстве, что позволяло ему любить
хороший коньяк, иностранные сигареты и еще что-то, не помню уже что, но
что-то тоже очень благополучное и покойное.

Я бы спросил Дельфийский оракул: Почему евреи так благосклонны к
классической античности? И оракул бы мне ответил: чему же тут дивиться? Кто
не любит пору своей юности?
Между прочим, из действительно древних языков в Европе и
окрест осталось всего ничего: иврит да славянские наречия. Как
быстро пробежало историческое время! Исаак Зингер сказал: почему я пишу на
полумертвом языке? Когда наступит воскресение, кто-нибудь обязательно
спросит: ну и что, появилась у нас хоть одна новая книга?

Ezechiely
Paris, 97